Валовое национальное счастье :)

Председатель КНР недавно призвал правоверных коммунистов тщательно отслеживать проявления гедонизма. Ничего удивительного как для риторики авторитарного лидера — удивительно другое: в последние годы западные ученые потихоньку подталкивают граждан свободного демократического мира к тому же самому. Результаты их исследований говорят о том, что гедонизм, который западное общество исповедует последние полвека, на самом деле не делает людей счастливыми.
Новый дивный мир
Когда у большинства появилась свобода выбора и какое-никакое материальное благополучие, они перестали сосредотачиваться на выживании и начали думать о том, как распорядиться свободным временем. Среднестатистическому человеку стали доступны удовольствия, которые еще сто лет назад были прерогативой крошечной элиты. Гедонизм, пылившийся в закромах истории со времен Эпикура, наконец дождался своего часа и очень быстро вышел в топ ценностей постмодернистского общества.
С подачи нейробиологов, отыскавших в середине прошлого века в человеческом мозге «центр удовольствий», у философии гедонизма появилось научное обоснование.
В 1972 году профессор психологии Майкл Фордис провел первое эмпирическое исследование в области счастья и выяснил, что стремление к поиску удовольствий — это единственное, что отличает счастливых людей от несчастных.
В конце 1970-х социолог Дэниел Белл констатировал, что на смену пуританской этике в западном обществе пришла гедонистическая мораль, в которой счастье — высшая ценность, а все, что помогает его достичь (потребление, развлечения и удовольствия), — благо.
Линус Торвальдс, отец Linux, сформулировал теорию о том, что развитие общества и каждого отдельного явления и индивида проходит три стадии: сначала служит выживанию, потом социализации и, наконец, удовольствию. Оглянувшись по сторонам, он обнаружил, что большинство современных явлений и вещей достигло последней стадии и существует ради нашего удовольствия. Секс, еда, жилье, работа, отношения, образование, одежда и вещи в целом стали нужны человеку не для выживания, а для фана. Культ оргазма, мода на фотографию, реклама, телевидение, путешествия, маркетинг, легализация абортов и декриминализация гомосексуализма, мода на чайлдфри и антидепрессанты, эвтаназия и паллиативная медицина, сумочка Louis Vuitton и ваш декоративный канадский сфинкс — все это и многое другое Белл и Бодрийяр считают продуктами гедонистического общества потребления.
Так гедонизм изменил не только систему личных ценностей отдельных людей, но и общество в целом. Даже христианство — одна из самых консервативных религий — на этой волне согласилось слегка трансформироваться и в лице некоторых деноминаций начало проповедовать евангелие процветания и христианский гедонизм, как бы говоря, что Бог, конечно же, есть, но лишь для того, чтобы сделать человека счастливым.
Накуем вам счастья
Привести человечество к этой цели помогает армия мотивирующих спикеров, заряжающих на счастье коучей и мыслящих позитивно писателей (по запросу «happiness» Амазон выдает 100 тысяч книг). Конференции, тренинги, воркшопы, мастер-классы и целые институты обучают желающих личному счастью и общественному.
Не в меньшей мере счастьем и позитивными эмоциями землян озабочен бизнес.
Ученые выяснили, что счастливые сотрудники работают на 12 % продуктивнее несчастных. Поэтому в штате таких компаний, как Google, Zappos и McDonalds появилась должность «генеральный управляющий счастьем» (chief happiness officer — CHO) — HR 2.0, который диагностирует эмоциональное состояние сотрудников и управляет им.

Арно Коллери, первый в мире СНО (генеральный управляющий счастьем)
Но счастливые клиенты — еще одна головная боль бизнеса, потому что в условиях перенасыщенного рынка продать просто хороший товар и даже отличный сервис становится все труднее. Клиентам нужно предложить что-то большее — сильную эмоцию. С этой задачей компаниям помогают справиться нейромаркетологи, которые делают примерно то же самое, что в свое время нейробиолог Джеймс Олдс: исследуют реакции нашего мозга и воздействуют на тот участок, который отвечает за предвкушение удовольствия. То есть стимулируют у потребителя выделение нейромедиатора дофамина, который заставляет его совершать нужное действие — покупку.

Кроме нейромаркетологов с эмоциями (и нейромедиаторами) клиентов работают «менеджеры впечатлений» (customer experience manager — CEM). Они анализируют опыт, получаемый клиентом в процессе взаимодействия с компанией, и моделируют его таким образом, чтобы клиент испытывал сильные положительные эмоции.
Вы точно знаете, что такое хорошая работа CEМ, если хоть раз бывали в моллах IKEA (особенно европейских). Боитесь заблудиться? Просто следуйте по маркированному маршруту. Сомневаетесь? Присядьте, полежите, попробуйте включить и выключить. Ваши дети устали? Отведите их в игровое пространство, где они будут под присмотром и смогут выплеснуть свою энергию. Проголодались? Добро пожаловать в ресторан. Что-то купили? Придите домой, соберите свой стол и почувствуйте себя причастным к бренду IKEA.
Технологии — незаменимый инструмент в индустрии счастья. Например, технология распознавания лиц, которую американская сеть Walmart использует в видеокамерах магазинов, чтобы сканировать эмоции своих покупателей и с помощью полученных данных ими управлять. Или «коврики счастья» со встроенными нейросенсорами, придуманные авиакомпанией British Airways. Сенсоры сканируют реакции мозга спящих пассажиров и измеряют степень их удовлетворенности. В момент, когда пассажир чувствуют себя максимально расслабленно и комфортно, коврик меняет цвет с красного на синий.
Вам не терпится узнать точный уровень своего счастья и научиться им управлять? Просто установите нужное приложение на свой смартфон. Например, Happify. Сначала оно задаст вам несколько личных вопросов, а потом предложит индивидуальную программу прокачки счастья. Разработчики уверяют, что их упражнения основаны на научных исследованиях, и, выполняя их, вы снизите уровень стресса, улучшите здоровье или найдете свое призвание. Приложение MyMoodTracker будет собирать информацию о вашем настроении и внешних факторах, которые могут на него влиять: сон, физические нагрузки, лекарства, менструальный цикл, стресс, боль. С его помощью вы отследите свои триггеры, узнаете, что делает вас радостным, и сможете управлять настроением. Никакого волшебства — только hard working.
Ученые Массачусетского технологического института пошли еще дальше и придумали систему для измерения счастья, в которой задействованы умные часы Pebble и смартфон с приложением Happimeter. Часы собирают физические данные (температура тела, сердечный ритм, уровень физической активности, эмоциональное состояние). Приложение спрашивает, насколько счастливым и активным вы себя ощущаете. Затем оно синхронизирует полученные данные (а также информацию о погоде, вашем местоположении и дне недели), показывает одно из девяти эмоциональных состояний, в котором, по его мнению, вы сейчас находитесь, или прогнозирует, какие эмоции вам может принести грядущий день.

Счастье в законе
Хайп вокруг темы счастья вырастил его актуальность до уровня государственных интересов. Экономисты (Лайд Ричард, профессор Лондонской школы экономики), социологи (Рут Винховен) и психологи (Мартин Селигман) заговорили о том, что счастье граждан — измеримый показатель, который так же важен для оценки эффективности государственной политики, как уровень их здоровья и благосостояния.
В высших эшелонах власти все чаще звучит мысль, что подход, на основе которого успешность государственной политики измеряется уровнем ВВП, устарел, а в основу нового должно быть положено счастье людей.
Мерять успешность государственной политики уровнем счастья граждан впервые (1972 год) начал Бутан — крошечная буддистская монархия, зажатая между Индией и Китаем. Его король Джигме Сингье Вангчуку придумал заменить понятие ВВП на ВНС — валовое национальное счастье. Получилось хорошо. В пересчете на счастье и на фоне соседей благополучие Бутана выглядит прилично, несмотря на то, что с 1971 года он возглавляет список наименее развитых стран.
Пример Бутана вдохновил экономически благополучные страны поработать с уровнем счастья своих граждан. Это произошло как раз после мирового экономического кризиса 2008-го. В 2009-м президент Франции Николя Саркози заявил, что если в формулу ВВП добавить «индекс счастья», это поможет справиться с кризисом. В конце 2010 года правительство Великобритании выделило два миллиона фунтов стерлингов на измерение индекса счастья британцев. А в 2015-м там появилась организация What Works Center for Wellbeing, которая помогает руководству королевства делать своих подданных счастливее.
В 2011 году Генеральная Ассамблея ООН по инициативе Бутана и в согласии с 50 государствами, среди которых Франция, Великобритания и Япония, приняла резолюцию «Счастье: целостный подход к развитию», в которой рекомендовала использовать счастье как показатель развития страны. Быстрее всех на эту инициативу отреагировал Китай и в том же году ввел собственный индекс счастья. В 2013 году Южная Корея основала программу «Счастливое обучение для всех». А в сингапурскую программу «Изучение личности и гражданской сознательности» была включена оценка общественно-эмоционального состояния. В 2014-м в Давос на Мировой экономический форум впервые пригласили Матье Рикара, биохимика, ставшего буддийским монахом, и включили в программу 25 семинаров на тему душевного и физического здоровья.
В контексте госпрограмм счастье понимается как удовлетворенность граждан жизнью, и оно вполне осязаемо.
Например, в докладе World Happiness Report, который с 2012-го ежегодно публикуется подразделениями ООН, уровень счастья страны оценивается по таким показателям, как ВВП на душу населения, социальная поддержка, ожидаемая продолжительность жизни, свобода граждан самостоятельно принимать жизненно важные решения, щедрость и отношение к коррупции. Даже Бутан повышал градус счастья своих подданных не только с помощью медитаций и выращивания цветов на улицах, но и через организацию в стране мобильной связи и строительство автодорог.

Счастье — не в удовольствиях. Это как?
Итак, гедонизм делает людей счастливее, счастье можно измерить, им можно управлять, и все идет к тому, что именно оно станет главным мерилом нашей жизни. Тут вступают критики. Они посмеиваются над категоричностью когнитивных психологов и нейробиологов, которые убеждены, что действительно вот-вот найдут «кнопку счастья». И что эта кнопка напрямую связана с удовольствиями. Что тут смешного?
В условиях рыночной экономики удовольствия — это товар. Чем больше у человека денег — тем больше удовольствий ему доступно. Тем счастливее человек. Логично? Спросим ученых. Например, Ричарда Истерлина, американского экономиста и демографа, который еще в 1970-х годах заметил, что богатство, конечно же, влияет на субъективное переживание счастья человеком, но постольку-поскольку.
Проведенный им эксперимент показал, что удовлетворенность жизнью растет пропорционально количеству денег только у граждан с низким доходом. Человека со средним доходом по стране сделать счастливым уже труднее.
То есть богатые американцы, конечно, счастливее бедных. Но если увеличить доход одних и других пропорционально, то бедные почувствуют себя счастливее, остальные — нет. Другие ученые пытались с Истерлином поспорить, но в 2010-м он положил их на лопатки, когда опубликовал новое исследование по 37 странам и подтвердил, что замеченный им парадокс присутствует не только в Америке. Открытием Истерлина тема парадоксов не исчерпывается.
В 1981 году социологи запустили проект «Всемирный обзор ценностей» (World Values Survey), чтобы собрать данные о мировоззрении и ценностях всех живущих на земле. Исследование охватило страны, в которых живет 90 % населения Земли. Его результаты показали, что субъективное переживание благополучия людьми сильнее всего коррелирует со свободным выбором. А где есть свобода выбора, там и удовольствия, правда? Не совсем.
В 1971 году футуролог Элвин Тоффлер ввел в оборот понятие «сверхвыбор» и сказал: «Приходит время, когда выбор превращается в сверхвыбор, а свобода в несвободу». Лет 30 спустя «предсказание» Тоффлера сбылось, а его идею подхватили и развили другие ученые. Самый известный из них, пожалуй, психолог Барри Шварц.
Шварц убежден, что сверхвыбор, в котором живет западное общество, на самом деле не дает свободу, а забирает ее и лишает человека удовольствий. Потому что, во-первых, процесс выбора отнимает много сил. А во-вторых, когда человек наконец определился, он тут же начинает жалеть и изводить себя мыслями о том, что, вероятно, другой вариант был лучше. Знакомо?
Выходит, что чисто гипотетически идея свободного выбора людям нравится. И даже делает их счастливыми. Но на эмпирическом уровне все наоборот. Или не совсем наоборот, а как с доходами: выбор связан со счастьем, но есть предел.
Кроме всяких парадоксов, у современных критиков гедонизма есть еще один важный козырь. Дело в том, что до недавнего времени усилия большинства социологов, психологов и нейробиологов были сосредоточены только на изучении гедонистического вида счастья. Но смотреть на счастье нужно шире.
На минутку вернемся вглубь веков и вспомним Аристотеля, который, подобно современным ученым, парировал своим оппонентам и разработал концепцию эвдемонического счастья. Человек испытывает его, когда концентрируется не на своих эмоциях, а на внешнем мире и имеет какую-то цель в жизни, когда осознает свою причастность к чему-то большему, чем он сам. Удовольствие от вкусного ужина, захватывающего фильма или победы любимой футбольной команды — классические гедонистические радости жизни — дают мгновенный эффект (счастье), который быстро исчезает. Нейробиологи вам объяснят, почему. Воспитание детей или волонтерская работа не всегда связаны с удовольствием, но дают ощущение, что в жизни есть смысл, и она проходит не зря. Особенно хорошо это работает в длительной перспективе. И с этим нейробиологи согласятся тоже.

За последние пять лет было проведено несколько исследований в области эвдемонического счастья. В 2013 году психологи Стив Коул и Барбара Фредриксон изучили, как организм на генетическом уровне реагирует на чувство счастья и наличие у человека смысла.
Оказалось, что на неприятности и гедонистические удовольствия организм человека реагирует одинаково — стрессом. А вот у людей, в жизни которых есть смысл, ученые не заметили такой реакции. При этом испытуемые — гедонисты — чаще всего отмечали, что они счастливые люди, а те, у кого есть смысл в жизни, — нет.
Эмили Эсфахани Смит, главный редактор аналитического центра при Стэндфордском университете, на протяжении пяти лет изучала исследования психологов, философов и неврологов, а также интервьюировала людей, чтобы выяснить, что делает их счастливыми. Результат своих исследований она представила в книге, опубликованной в начале 2017-го, «Сила смысла» (The Power of Meaning: Crafting a Life That Matters) и во время выступления на TEDx. Эмили Эсфахани пришла к выводу, что гонка за счастьем делает людей несчастными, в то время как поиск смысла ведет к большему удовлетворению. Люди обретают смысл в жизни, когда ощущают свою сопричастность и полезность для кого-то, помимо себя, и когда развивают свои лучшие качества.
В этом же году нейроэкономисты Цюрихского университета Филипп Тоблер и Эрнст Фер провели эксперимент, во время которого просканировали мозг испытуемых и обнаружили, что люди, которые хотят осчастливить других, а не себя, ощущают больше счастья. А нейробиологи Ричард Дэвидсон и Брианна Шуйлер выяснили, что эвдемоническое счастье полезно для здоровья: люди с целью в жизни быстрее восстанавливаются после стресса, чем те, у кого ее нет.
Конечно, перечисленные исследования не перечеркивают все сказанное сторонниками гедонизма. И не ставят точку в изучении счастья. Но, судя по результатам новых исследований и их интенсивности, meaningful life имеет все шансы стать новым мейнстримом. А китайцы с их большой коммунистической мечтой — образцовыми счастливчиками.